Успенская Ирина
Разрушитель
Двое неторопливо шли по осеннему парку. Лёгкие порывы ветра с тихим шорохом передвигали опавшие листья. Высокий светловолосый мужчина плотнее замотал шарф вокруг шеи и натянул чёрную вязаную шапочку на глаза. Он поёжился и засунул руки глубоко в карманы белоснежного кашемирового пальто.
— Не люблю холод, — донёсся из-под шарфа недовольный голос.
Его спутник весело засмеялся. В отличие от светловолосого щеголя на нем были надеты потертые черные джинсы и вельветовый пиджак поверх обычной футболки. Но, судя по довольно прищуренным глазам, холодно ему не было.
— Вась, зайдем в кафе? — франт бросил беглый взгляд по сторонам. — Мне на тебя даже смотреть холодно
— Не смотри, — покладисто согласился его спутник. — Лучше расскажи, как прошло совещание у босса? — Он поднял глаза вверх и кивнул на небо.
— А то ты не знаешь? — сварливо раздалось в ответ. — Шеф рвет и мечет. Но торопить нас не будет. Он удивлен, что за время, прошедшее с момента переноса души госпожи Вавиловой в тело опального бастарда, она так и не приняла никакого решения. Оставаться или возвратиться.
— Алан выбрал жизнь!
— Не начинай! — Блондин поежился от налетевшего ветра. — Вместо того, чтобы погибнуть в течение первых суток и вернуться, она старательно делает вид, что все в порядке. А ты ее поддерживаешь в этом заблуждении!
— Ничего подобного! — искренне возмутился Вася. — Алан принял новое тело, забыл женскую сущность. Между прочим, скоро он станет отцом!
— Бред! Полный бред! Неужели ты не замечаешь, что у Виктории началось раздвоение личности?
— Ты не прав, Ксю. — Курчавый весело блеснул огненными глазами на собеседника. — Он помнит свою прошлую жизнь, просто нашел способ не сойти с ума. Мне кажется, не без твоей помощи. — Блондин поднял на друга удивленный взгляд. — Не держи меня за идиота! Я точно знаю, что это ты разделил сущность Алана на мужскую и женскую! Но ты все равно проиграешь спор! Он не вернется.
— Посмотрим, — буркнул Ксю. — Виктория заняла трон герцогства, но не забывай, что храмовникам это не понравится.
— Ерунда! Меня больше волнует, как Алан справится с женщинами. Беременная Зира хотя и не признана законной женой, но имеет на него влияние. Валия, мать его приемного сына, и красотка Эвелин, дочь убитого герцога, тоже не останутся в стороне. Цветник, и наш герцог посреди него.
— Крапива среди роз, — высунул нос из шарфа Ксю и на мгновение замер, затем растянул губы в улыбке. — Вот на этом я ее и поймаю!
— Фи! — скептически протянул Вася, пиная носком кроссовки каштан. — Алана уже не тошнит от женщин и не колбасит от мужчин.
— Где ты слов таких набрался? — недовольно прозвучало из-под шарфа, но собеседник проигнорировал это заявление.
— Он меняется. Душа прирастает к телу и принимает его пол. Ты ведь сам знаешь, что изначально душа беспола. И если бы не разум и стереотипы, вбитые с детства, люди были бы более свободными и раскрепощенными. Это все религия.
— Не тебе рассуждать о религии, Вадий, — усмехнулся блондин и вновь нырнул в шарф. — Этот спор выиграю я!
— По пиву? Я знаю отличный паб, здесь за углом, — Вася снисходительно похлопал друга по плечу. — Эта неугомонная душа все равно поступит так, как надо ей.
— А надо чтобы она поступила так, как надо нам, иначе мы лишимся финансирования, — многозначительно произнес Ксю, и парочка свернула за угол.
Ветер продолжал гонять по парку сухие листья, и только рыжая белка была свидетелем разговора. Но ей не было никакого дела до забав этих смешных двуногих.
В работе проходили их дни, и за работой не видели они радости.
И велел тогда Вадий собраться Духам светлым,
И повелел им выбрать для себя по одному дню.
А людям велел в эти дни не работать,
а праздновать дни Духов и всячески их почитать.
Веселиться, отдыхать и в храмах зажигать свечи.
XXVI Песнь Жития
Пятый день шел снег, превращая Белую крепость в причудливое нагромождение огромных сугробов. Снег возвышался шапками на крышах башен и донжона, на широких стенах, укрывал толстым слоем рыжую черепицу, словно желая оправдать название крепости. По темным мрачным коридорам гуляли сквозняки, но в жилых комнатах было тепло, и поэтому многочисленные обитатели крепости старались выходить на улицу только по крайней нужде.
— Шут! Где Иверт? — телохранитель герцога Алана Вас" Хантера ухватил за шиворот пробегавшего мимо чернокожего Оську, одетого в коротенький лохматый кожушок.
— Лис-барамис, — вывернулся из захвата Оська. — Я великий шут и женский любимчик, а не нянька для горца! — Он показал язык и рванул по заснеженному двору в сторону казарм. — Он Руке уши обещал отрезать! Спорим на щелбан, что не сумеет? — донеслось из снегопада.
— Сир, они в тренировочном зале, — повернулся к герцогу юный ксен. — Приказать Берту принести шубу?
— Не стоит, тут близко, — махнул рукой Алан и первым вышел из-под козырька.
Ветер тотчас попробовал забраться под котту, швырнул в лицо колючие снежинки, но Алан не обращал на зимнюю погоду внимания. Не до того, когда в голове ругаются два голоса и ни один не хочет уступать.
Лис распахнул дверь, и герцог стремительно вошел в тренировочный зал. Глухие редкие удары мечей, скупые движения, мягкие шаги и прерывистое дыхание говорило о том, что бойцы уже слегка выдохлись. Но признаваться в этом никто не собирался. Что же, придется вмешаться, ждать недосуг. Скоро прибудет генерал Генри Роман, а они еще не решили, сколько людей отбудет с Аланом на фронтир и кто останется охранять крепость.
— Иверт!
— Да, мой вождь. — Горец отступил на шаг, но яташ не опустил. — Эй, ксен, когда ты последний раз держал оружие?
Алвис посмотрел на узкий длинный меч в своей руке, стер кровь с разбитой губы и улыбнулся.
— Давно мне не встречался такой дикий противник, горец.
— Меня не зря прозвали Ураганом, — самодовольно произнес Иверт и поманил Искореняющего сложенными пальцами. — Мой вождь, дай мне немного времени, чтобы я убил этого ксена.
Длань так и не покинул крепость, чем вызвал у Иверта очередной приступ паранойи. Горец постоянно задирал брата Искореняющего, и в результате это вылилось в дуэль, после которой оба прониклись друг к другу уважением, что не помешало им периодически сталкиваться в тренировочных боях, часто напоминающих настоящие. По крайней мере, синяки и свежие порезы не сходили ни у одного, ни у второго. Алан не вмешивался, хотя иногда очень хотелось отправить этих двоих куда-нибудь подальше. Например, в горы… на поиск подснежников…
— Не желаете поучаствовать, кир Алан? — Алвис широко улыбнулся, стремительно атакуя самоуверенного горца.
Алан подошел к стене увешанной оружием, выбрал легкий яташ, с которым обычно тренировался, и повернулся к Лису:
— Ксены против вождей.
Телохранитель не заставил себя уговаривать, он скинул сутану, оставшись в шерстяной рубашке и, взяв точно такой яташ, приготовился к бою. Под залихватский свист Оськи и выкрики воинов, зашедших посмотреть на бой, Алан атаковал телохранителя.
"Ну и на кой оно мне надо? — успела подумать про себя Виктория, прежде чем их оружие встретилось. — Можно подумать, мне мало тренировок с Семухом. Идиотка!"
"Ага", — радостно согласился внутренний голос. Вроде бы мужской…
Три месяца прошло с тех пор, как Алан объявил Игушетию независимым государством и сел на трон герцогства. Как сказал Алвис: "Вы нарушили все законы, удивительно, что вам это сошло с рук". Виктория же не удивлялась. Через несколько недель после смерти предыдущего герцога на землю пришел сезон холодов. Снегом замело перевалы, закрыло проходы в горах. Госпожа зима стала союзником для опального бастарда, дав отсрочку, чтобы он успел разобраться в делах герцогства, подтянул к себе людей, понял, что делать дальше. Но самое главным было то, что впервые Виктория никуда не спешила, не неслась сломя голову, не решала сто дел одновременно. Как-то незаметно Мэтью взял на себя все хозяйственные и торговые заботы, Иверт, оставаясь советником вождя, собирал вокруг себя собственную команду, и Виктория надеялась, что со временем у них появится служба безопасности. Барон Семух контролировал гарнизон, а личную охрану герцогу так и составляли два телохранителя-послушника. Охранять Турена она поставила ветеранов маркиза Генри. Мальчишка остался секретарем при герцоге, и Виктория с печалью думала, что, не будь он лишен части языка, из него бы вышел прекрасный оратор. Парень писал великолепные речи, когда Алану приходилось выступать на собраниях гильдий, или в храме, или на встрече с немногочисленным дворянством герцогства.